Главная

Напишите мне


Ф.Б. Белелюбский: Долгожданный термидор состоялся

 

Каким ветром и куда занесло Россию? У нас этот вопрос – самый спорный. Его можно считать и теоретическим (если искать в книгах ответ, как школьники заглядывают на последнюю страницу задачника), и практическим (пересчитывая деньги, по дороге в магазин). Всё равно приходится задумываться. Ведь голова у всех работает.

Мнений много. Одни считают, что у нас по-прежнему социализм, только подпорченный. Другие – будто уже реставрирован капитализм. Третьи убеждены: нет, реставрация капитализма не состоялась. Разве похожа наша действительность на "правильный", классический буржуазный строй?

Действительно, мы живём в новой России, качественно различающейся с тем нашим обществом, что существовало до 1991 г. И миллионы людей задают правильные вопросы. Вот пока нет на них подлинно научных, общепринятых ответов. А достаточно ли для объяснения происходящего огромной массы фактов, которой переполнены средства массовой информации? Достаточен ли тот эмпирический социальный опыт, какой накопили народы нашей страны за десять с лишним лет? Как упорядочить рухнувший на нас поток неожиданных, невероятных, невообразимых прежде событий?

Ответ предлагаю банальный: нет ничего практичнее надёжной теории. Но на дороге она не валяется. Марксистское теоретическое наследие представляет собой целую "Галактику". В ней есть и сияющие вершины, и ослепительные просторы, и зловонные трясины, и трухлявый, засыпанный пылью бурелом. К упорядочению, к бережной "инвентаризации" наследия, к созданию "принципиально новой социально-философской теории" наши учёные уже приступили. Такая работа предусматривает:

– изучение других "Галактик" (где тоже иногда дуют свежие ветры), созданных человеческим разумом;

– отказ от мертвящего догматического презрения ко всякому инакочувствованию и инакомыслию;

– верность "священным коровам" добротной, логично организованной, "дисциплинированной" рациональной теории, сохраняющей и укрепляющей свою объясняющую способность.

Включаясь в поиск теоретических ответов на вызовы современности, хотелось бы для начала "проверить на прочность", оценить эвристическое значение концепции "угрозы термидора", которая волновала марксистов третьего (послеленинского) поколения. В сущности, в спорах о "термидоре" (о реставрации старого) реализовался родовой признак марксизма - социальное предвидение. Ведь без него научного социализма просто быть не может. Надо только подчеркнуть: концепция "термидора" - не палочка-выручалочка, не "ключ к восточному небу", а просто лишь один из приёмов социального познания.

Термидор ("дарующий тепло") – название летнего месяца во французском революционном календаре. Слово это, "термидор", сохранилось в памяти потомков как метафорическое обозначение перелома в судьбе великой революции: 9 термидора II года Республики (27.07.1794 г.) свергнута якобинская диктатура. Современники неспроста отличали падение Комитета общественного спасения от других переворотов, украсивших историю Франции. Очень велика оказалась разница между якобинцами (с их назидательным аскетизмом и стремлением к уравнительному распределению) и победителями-термидорианцами (поразившими всех бесшабашным, клептократическим разгулом). Шушеру, всплывшую на поверхность во второй половине 1794 г., затем жестоко разогнал Наполеон к восторгу французов.

А в России понятие "термидор" зажило самостоятельной, своеобычной жизнью, подчас далёкой от собственно исторического корня. Наша политическая лексика обогатилась особым символом. Смысл ему "подставляется" в зависимости от целей тех, кто ищет позиции свои в российской революции, сопоставляя её с французской. Качественное различие двух эпох (до и после 9 термидора) впервые использовал для разъяснения своей позиции Ю.О.Мартов. Не прошло и пяти месяцев после октября 1917 г., как в марте 1918 г дважды (!) 8 марта (23 февраля) и 22 (9) марта лидер меньшевиков выступил на страницах московской газеты "Вперёд!", центральном органе РСДРП(м), с программной статьёй "Накануне русского термидора". Для него "термидор" выглядел так: "Вся эта прожорливая саранча, примазавшаяся к вчерашним победителям и перешедшая на сторону победителей сегодняшних, образовала авангард "термидорцев"… Реванш контрреволюционной буржуазии надвигается… Ленинская "коммунистическая" диктатура завела революцию и сама зашла в тупик. Она должна быть ликвидирована. Она будет ликвидирована… Социал-демократия должна бороться, должна звать пролетариат бросить всю свою ещё не малую силу на чашку весов, чтобы эта ликвидация была возможно менее "термидорской", чтобы исторически неизбежное восстановление классового господства буржуазии не совершилось путём подавления и лишения прав пролетариата,... но осуществилось в рамках самой широкой демократической свободы". Однако и Деникин, и Колчак "рамками самой широкой демократической свободы" пренебрегли. Созданные ими террористические режимы сокрушены большевистской диктатурой. Уютного "термидора" не получилось.

С тех пор образ "термидора" явно и не явно стал систематически применяться как своего рода вывод по аналогии, т.е. логический приём, предусматривающий возможность познания одного объекта исследования путём переноса на него свойств другого объекта, имеющего те или иные общие черты с первым объектом. Использовали аналогично с "термидором" разные политические силы, приобщаясь, тем самым, к революционной традиции "для посвящённых". Все активные участники революции в России "назубок" знали парижские дела конца XVIII в. Однако же проблема корректности такого приёма, правомерности его использования не учитывалась.

С началом НЭПа идеолог "сменовеховцев" Н.В.Устрялов неявно обратился к образу "термидора". Он выразил уверенность в постепенном перерастании новой экономической политики коммунистов в курс на возрождение капитализма в России, т.е. на тихий, бесшумный "термидор" (как понимал его и Мартов): "Формируются новые социальные связи, созревает "советская буржуазия" – прочное и реальное "завоевание революции"... Когда окончательно созреют кадры новой буржуазии, то последуют, вероятно, соответствующие "рефлексы" и в области большой политики", – мечтал он . Ожидаемых Устряловым "рефлексов" не последовало. Наоборот, пришёл "Великий перелом" – индустриализация и коллективизация. Рухнула объясняющая способность метафоры: "НЭП" = "термидору".

Символику французской революционной бури неуклюже попытался использовать в 1927 г. яростный (тогда) сторонник И.В.Сталина - А.А.Сольц. Его называли "совестью партии". В тот момент он занимал пост председателя Центральной Контрольной Комиссии (ЦКК) ВКП(б) и педантично оформлял исключение из партии оппозиционеров. Наедине с рядовым троцкистом В.Воробьёвым он неосмотрительно (но, видимо, искренне сказал): "А как Вы думаете, Робеспьеру не было жалко Дантона, когда он отправлял его на гильотину? А потом пришлось идти и Робеспьеру. Вы думаете не жалко было?". С официальной точки зрения сталинского большинства его замечание совершенно неуместно. Получилось: Сольцу жалко современных ему "дантонов" и "робеспьеров", отправляемых им в политическое (а потом, оказалось, и в биологическое) небытиё. Вероятно, Сольцу действительно было тяжело на душе. Вспомним, как о нём отзывался Ю.Трифонов в "Отблеске костра". Но Л.Д.Троцкий тонкость такую не принял и с яростью обрушился на Сольца публично, на пленуме ЦКК: "Когда у нас говорят "термидорианцы", то думают, что это – ругательство. Думают, что это были завзятые контрреволюционеры, сознательные сторонники королевской власти и прочее. Ничего подобного. Термидорианцы были якобинцами, только поправевшими... Партийный режим душит всякого, который борется против Термидора". Он слово "Термидор" стал употреблять с заглавной буквы, хотел тем самым подчеркнуть важность протеста против "термидорианского перерождения" большевиков. Впоследствии Троцкий уточнил свою мысль: "Термидор – особая форма контрреволюции, совершаемой в рассрочку, в несколько приёмов и использующей для первого этапа элементы той же правящей партии". Неуклюже жонглировал непокладистым словечком "термидор" К.Б.Радек. Всё же Троцкий в итоге подчёркивал: СССР идёт по социалистическому пути. С таким убеждением он ушёл из жизни. Отстранились от игры с образом "термидора" бухаринцы: "Признать неизбежность термидора – это значит признать, что Октябрьский переворот в конечной инстанции был не социалистическим переворотом, а трагическим выкидышем мировой войны", – писал Д.П.Марецкий, ученик Н.И.Бухарина.

Многие политические противники Сталина из среды коммунистов, да и меньшевиков называли "термидором" усиление его личной власти. Мне приходилось в молодости встречать пожилых людей, свято верующих в эту идею. Видимо, кое-кто и жизни лишился за неосторожное обращение с опасным словечком "термидор".

– Если так будет продолжаться, Сталин соорудит столбовую дорогу капитализму, – сказал Г.Я.Сокольников, как вспоминает его вдова, писательница Г.И.Серебрякова. Вот так интересно! Григорий Яковлевич, один из творцов новой экономической политики большевиков, не собирался строить у нас буржуазный строй, но ожидал такую возможность от Сталина. Как известно, Иосиф Виссарионович "столбовой дороги капитализму" не соорудил. Конкретно-исторический термидор – полная противоположность сталинскому курсу: он привёл к децентрализации, к ослаблению французской государственности. Потому не работает аналогия: "Сталин" = "термидор". Некорректно.

Существует в левом движении давняя привычка называть Сталина "термидорианцем", идущая от тех, кто считает себя троцкистом или просто тонким интеллектуалом. Однако огромные потери народов России при произошедшей у нас с 1991 г. смене общественного строя требуют отказа от интеллигентского высокомерия. Наш народ потерял право на труд, на бесплатные отдых, образование, медицину, на землю, скоро потеряет право на квартиру. И чего ещё он не потерял? А наши снобы всё ещё повторяют: "Не было социализма при советской власти". Остаётся благодарить Горбачёва и Ельцина за избавление. Неужели не заметно исчезновение в нашей стране естественноисторических условий существования интеллигенции? А она продолжает ликовать, упиваться своей самоликвидацией.

И всё же, работает аналогия с "термидором" или нет? Права ли Т.Кондратьева, утверждающая: "Французская пьеса не годится для русской сцены"? Казалось бы ясно. Ни поэтика, ни тем более реквизит французского последнего десятилетия XVIII в. не могут быть механически перенесены в российское первое десятилетие XXI в. Однако неспроста же к парижской модели социального устроения и социального движения, по-разному их переживая, вновь и вновь обращались Радищев, Карамзин, Герцен, Чернышевский, Ленин... Вот и теперь, на новом крутом повороте истории, ожила у нас потребность использовать образы эпохи крушения старого порядка династии Бурбонов. На торную, но подзабытую дорогу повернул сначала публицист В.Н.Малухин: "Ныне русская революция беременна термидором, который, опираясь на идею национального согласия, был бы способен обуздать эксцессы смутного времени и гарантировать обществу разумные стандарты свободы, безопасности и развития". Но и такого уютного "термидора" не получилось. Наоборот! Через полгода прогремел "чёрный октябрь"... А всё-таки Малухин правильно использовал объясняющую, а не отождествляющую аналогию. Из всех конкурирующих смыслов, подставляемых в расхожий символ, он выбрал обладающее наибольшей объяс-няющей способностью: представление о смене при "термидоре" социального качества Х на социальное качество Y. Ошибка автора в выборе не метафоры, а проекта будущего.

Ровно через два года к теме "термидора" обратился В.А.Мау, заместитель Е.Т.Гайдара в Институте проблем переходного периода. В его представлениях "термидор" – не такое уж сладкое и умильное дело. В разработанной им концепции справедливо подчеркивается коренное изменение прежнего общественного строя России. Начало "революционного процесса" он воспринимает как "розовый период" (кому как, заметим в скобках), а завершиться этап радости должен новым "термидором" "с закреплением принципиальных базовых черт нового экономического строя". Социолог Л.Г.Бызов выступил со статьёй: "От государства "смуты" к государству "термидора""1 . Учёные мужи честно говорят: "Мы победили. Ликуем!". Да только стабилизация новых форм общественного бытия не совместима с образом шального и безоглядного исторического термидора. Им надо искать аналоги не 9-му термидора, а 18-му брюмера, дню победы Наполеона.

Старую традицию по-своему ярко продолжил и Г.А.Явлинский. У него "термидор" числится уже в прошедшем времени: "В нашей стране случился номенклатурный термидор. К власти пришли люди из числа тех, кто раньше заседал в Центральном Комитете и Политбюро ЦК КПСС и работал в спецслужбах". К аргументам лидера "Яблока" В. Котляров, читатель "Литературной газеты" из Новосибирска, добавил в относительном приближении к истине: "Термидора (когда? – Ф.Б.) не бывает без предшествовавшей ему революции (когда? В 1917 или в 1991? – Ф.Б.)... Система власти сменилась, а "правящая элита" фактически нет". Что за диво такое: "термидор" без берегов?

Явлинский и примкнувший к нему Котляров разбирают лишь два уровня анализа ситуации, охваченной понятием "термидор:

Первый уровень: смену системы власти (переворот);

Второй уровень: стабильность правящей элиты (до и после переворота).

Ими не учтён определяющий

Третий уровень: одни и те же элиты стали проводить принципиально иную политику, чем раньше. И французские, и российские "термидорианцы" не восстановили, как кажется новым игрокам со словечком "термидор", прежние порядки, а завели свои собственные. Их-то и надо понять. Вот в чем трудность использования такого горького и колючего, такого обжигающего и увёртливого, такого опасного словечка "термидор".

Не было в России "восьмидесятилетнего паралича", созданного интуицией лидера "Яблока"! Не мог же "парализованный" социум и победить в Великой войне, и восстановить хозяйство, и обуздать атом, и преодолеть силу земного притяжения. Там, в Осло (перед Нобелевским комитетом), Явлинский не только еще раз пнул потерпевший поражение социализм, но, прежде всего, нанес удар конкурентам из лагеря победителей. А те пишут: "Россия сделала гигантский шаг в своем политическом, экономическом и нравственном развитии". Трудно не заметить разницу между "параличом" (по Явлинскому) и "гигантским шагом" (по Гайдару) в стране вечнозелёных термидоров. Пусть они друг с другом разбираются где-нибудь в сторонке, подальше от глаз людских: продолжился паралич нашей страны с 1991 г. или нет? Читатели и сами могут оценить изящество двух позиций. Между тем пора прекратить эстетское любование идейным мелколесьем и перейти к ключевому вопросу. Так был или не был "термидор" на российских просторах? Если был, то когда?

В России на самом деле возникла новая социально-экономическая формация. Её абрис отчётливо виден сквозь марево "смуты" (для кого-то – "розового" периода). Получается: свершился долгожданный "термидор". Им многие десятилетия пугали друг друга марксисты. И дату надо назвать: 21 августа 1991 г. – день, когда к вечеру власть в столице закрепила в своих руках группа Б.Н.Ельцина.

Можно спорить… Только не надо суть проблемы подменять мнимым, выдуманным "термидором". 21 августа 1991 г. есть "термидор" в наиболее возможной интерпретации: решающий шаг в созидании нового социального качества – конец перестройки, окончательный толчок к реставрации капитализма. В этом смысле аналогия = образ "работает"!

Гораздо важнее другая проблема: что представляет собой новая социально-экономическая формация в России? В оппозиционной среде распространено определение "криминальная революция", восходящее к идее А.А.Зиновьева и С.С.Говорухина. Но такое хлесткое название в сочетании со словечком "ворократия" (обращенным к нашему начальству) подменяет сущностную характеристику реальной ситуации оценкой нравственной, эмоциональной, исходящей из лишь выстраданного отрицания происходящего. Правда, но не вся. Нет объяснения. Звон стоит в ушах от многократного повторения выражения "системный кризис" без пояснения: о какой "системе" идет речь?

О той, что погибла в 1991 г.? Так она рухнула. Какой может быть "кризис"?

О той, что задумана и построена для разрушения нашей страны, ее экономики и цивилизации? Никакого "кризиса" нет. Разгром продолжается. И весьма успешно.

Официозные авторы – Гайдар, Попов, Заславская, Улюкаев, Мау – по-прежнему воркуют о грядущем "переходе России к реальной демократии", к "эффективному рынку"... Все звучные термины: "рынок", "реформы", "цивилизация", "модернизация" – слова-призраки, слова-паразиты, слова-оборотни. С их помощью маскируется самое главное: выстрелы по России (прицельный – в августе 1991 г. и контрольный – в октябре 1993 г.) оказались сверхметкими. Нигде и никогда не происходило с такой скоростью и с таким размахом саморазрушение государственных, политических и общественных структур. Произошло непостижимое, не предусмотренное ни классиками марксизма, ни решениями хоть какого-нибудь партийного съезда. Россия, великая страна, переместилась в "третий мир", зону зависимого, периферийного развития, подчиненную интересам глобально организованного капитала. Такого "термидора" не предвидели ни Мартов, ни Устрялов, ни даже Радек! Ведь "третий мир" – самый большой, густонаселенный район Земли: Латинская Америка, Африка, большая часть Азии. Характер экономики этого сектора мировой капиталистической системы разработан бразильскими и аргентинскими марксистами (Р.Пребиш, Ф.Кардозо и др.). Страны, вошедшие туда, именуются "развивающимися", но на самом деле они наделены таким комплексным сочетанием элементов развития и стагнации, что они никогда не смогут стать частью "первого мира". Аналогичная комбинация угрожающим образом складывается в нашей стране. В тех сферах жестокие законы. Никакой "переходности" глобальный капитал не допустит. "Третий мир", куда попала Россия, – черная дыра. Оттуда нет выхода. Еще немного, еще чуть-чуть, и даже разговоры о каком-то переходе от чего-то к чему-то будут смешны.

Конечно, наша действительность не совсем уж стоит на месте. Она изменяется. Но это – не броуново движение, не хаос, а вполне логичный, предсказуемый и хорошо управляемый процесс. В 60–80-х годах экономисты провели долгую дискуссию – о природе общественного строя "развивающихся стран". Их вывод: "третий мир" – не переходное состояние, а особое формационное качество, уклад в мировом капитализме. Вот сюда-то мы и угодили сегодня. С чем можем себя поздравить. Вожделенное благоденствие не пришло. Рухнула рыночная утопия. Скачок в светлое капиталистическое завтра не состоялся.

Маркс в 24-й главе "Капитала" показал: буржуазия создает для себя стартовые условия, используя по преимуществу внеэкономические методы, осуществляя капиталонакоп-ление из сфер обращения или распределения, а не из производства. Нынешняя Россия участвует в процессе первоначального накопления, но не своего капитала, а западного. Страны "золотого миллиарда" неплохо устроились. Они за наш счет продлевают свой золотой век первоначального накопления. Ими наработан опыт испытанной, обдуманной техники внеэкономического обогащения. Методика отшлифована на других странах "третьего мира".

Прежде всего – делание денег из воздуха. Наши капитализаторы-"реформаторы" очень усердны: финансовые аферы, казнокрадство, продажи и перепродажи государственного имущества, мнимые банкротства, обман вкладчиков, займы у всевозможных валютных фондов и банков развития (исчезающие неизвестно куда), неэквивалентная торговля, долларовая удавка и многое другое. Деньги от их бурной деятельности текут ручейком в карманы наших "реформаторов", а широкой рекой – на Запад.

Второй рычаг – дикий рынок. У нас он не потому дикий, что еще не успел цивилизоваться. Его именно таким и выстраивает Запад для нас, используя хитрые рекомендации хитрых экспертов. Другого рынка у нас нет и не будет. Дикий рынок и хорошо организованный колониализм – две стороны одной и той же медали. Одно неразрывно с другим. На Западе нет дикого рынка. Там – контрактная система, налаженный кредит, даже госзаказ. Иначе говоря, тот же план (но более эффективный, чем был у нас), да только он почему-то оказался вреден для здоровья жителей восточно-европейской равнины.

В последние годы наши ученые все же задумываются: нужен ли Западу капитализм в России как система? И все чаще звучит ответ: нет, не нужен. Например, В.А.Красильщиков пишет: "США и их союзники стараются сделать так, чтобы в России сложился зависимый, ущербный капитализм или даже "недокапитализм", не способный противостоять их интересам". Лидер китайских демократов Сунь Ятсен аналогичный вопрос задавал на 92 года раньше, в 1906 г., а ответил на него так же: "Американские капиталисты не настолько глупы, чтобы совершить коммерческое самоубийство, помогая Китаю обрести собственную индустриальную мощь и стать независимым". Политика Запада по отношению к КНР потерпела поражение. Китай сам встал на ноги, ибо там значительно раньше раскусили коварные замыслы и поняли объективные законы, от отдельных личностей не зависящие. По отношению к нам точно такой же курс имеет пока очевидный успех. Россия стала последним резервом империализма.

Парадоксально, но россияне сами выбрали для себя катастрофу. Иначе быть не могло. Октябрьская революция отгородила нашу страну от колониальной периферии мирового империализма, сформулировала одну из первых альтернатив глобализации. Но если разрушен прежний общественный строй (хорошо или плохо предохранявший страну от сползания в колониальное болото), то вакуума быть не может. На наши беззащитные просторы вовсе не по злой воле плохих дядей ворвался рыночный шторм из далеко не спокойного океана мирового хозяйства. Российский посреднический (компрадорский) капитал лишь частично создан Западом. А в основном его сформировали наши, родные: дельцы теневой экономики советской эпохи (фарцовщики, наркоторговцы, "цеховики" и т.п.) и часть управляющих народным имуществом, прихвативших в собственность, что плохо лежало. Наш мнимый "кризис" – не переходный период, не временное, а постоянное явление. Зависимость России от Запада вполне оформилась, приобрела системный характер, четко выраженные стабильные черты.

Теперь уж глупо писать о каких-то "некомпетентных реформаторах", которые "использовали большевистские методы" разгрома экономики и почему-то не построили у нас цивилизованный капитализм. Сами они стали миллионерами и миллиардерами. Дельные ребята! А цивилизованный капитализм для них – западный уровень потребления. Его же они добились для себя. О других думать не надо.

Об иностранных инвестициях мечтают реформаторы и правительство. Да, они текут в наше производство. Но, во-первых, очень тоненьким ручейком. Но, во-вторых, и самое главное – уж очень своеобразно. Подольский завод швейных машин покупает фирма "Зингер". Завод кинескопов в Воронеже – фирма "Филипс", авиамоторный завод в Перми – американский производитель авиамоторов – фирма "Пратт энд Уитни". Список можно продолжать и дальше. Отметим главное: скупка идет целевая. Цель – устранение конкурентов, перехват технической информации. По заключению экспертов Конгресса США, из России незаконно вывезли за 10 лет 500 млрд. долл. ("Новая газета", 2000, № 69) А сколько, интересно, "законно" из нас вытянули?

Правильно сказал на одном из семинаров экономист Г.Г.Пирогов:

– Россия вообще не нуждается ни в каких инвестициях. Если Запад хочет нам помочь, то пусть вернёт те деньги, которые у нас вывезли. Ведь легко проверить наличие квитанций об уплате налогов властям Российской Федерации. И всё! Но этого не будет никогда.

Нас ждут еще более "жаркие", еще более крепкие, удушающие объятия "семьи цивилизованных народов". Перед нами настежь открыта перспектива превращения нашей Родины и в свалку для ядерных отходов (вот один из смыслов передачи земли в частную собственность), и в производственный сектор для размещения предприятий с экологически опасными энерго- и трудоёмкими технологиями. Нас ждет демонтаж всех наукоёмких, высокотехнологичных производств, разгром нашего регулярного (высшего и среднего) образования, будет добита система социальной защиты, и, в конечном счете, произойдет крах нашей традиционной цивилизации и культуры.

И, конечно, у нас нет никакой модернизации. Остановился технический прогресс. На большинстве предприятий их разгром начинался с закрытия патентных служб, бюро технической информации, технических библиотек и управленческих структур, занятых изобретениями и рационализацией. Распалось рыночное пространство, созданное такой плохой советской властью: нарушены связи между регионами, между городами и деревнями, между родственниками и друзьями. Ширится натурализация хозяйства, изоляция от рынка мелкого производства (особенно сельского). Торжествует бартер (меновая торговля). На днях "Независимая газета" сообщила: "Чтобы не останавливать производство, предприятия готовы вернуться к бартерным схемам". Вот они десять лет "модернизируют страну и, наконец, готовы вернуться к бартерным схемам! Т.е. к прямому продуктообмену времён военного коммунизма и Великого шёлкового пути. У нас возник уже и рабовладельческий уклад (нелегальные рабочие, продажи женщин и детей за рубеж). Происходит возврат к доиндустриальным формам экономики и общества в целом. И это торжествующее свинство называется модернизацией?

Современный китайский автор. У Эньюань, выражая симпатию нашим согражданам, проводит аналогию нашей "перестройки" с "культурной революцией", "полосой, – как он выражается, – максималистских нигилистических тенденций". Но, всё-таки он ведёт речь о разнокачественных явлениях. "Культурная революция" была контрнаступлением сторонников казарменного социализма против формирующейся новой модели социализма с китайской спецификой, восходящей к концепции "новой демократии". Под ударами хунвэйбинов китайский социализм деформировался, но не исчез. А наша "перестройка" превратилась в удачную социальную революцию, смену социально-экономической формации. Но нет никакого движения России в сторону западного цивилизованного капитализма. Не состоялась и "вторая заря российского капитализма" образца XIX – начала XX вв. Просто мы неожиданно рухнули, стремглав провалились, как в овраг, в зону периферийного капитализма.

 



Хостинг от uCoz