Главная

Напишите мне

Опасное словечко –“термидор”

Термидор (“дарующий тепло”) - название летнего месяца во французском революционном календаре. Слово это, “термидор”, сохранилось в памяти потомков как метафорическое обозначение перелома в судьбе великой революции: 9 термидора II года Республики (27.07.1794 г.) свергнута якобинская диктатура. А в России понятие “термидор” зажило самостоятельной, своеобычной жизнью, подчас далёкой от собственно исторического корня. Наша политическая лексика обогатилась особым символом. Смысл ему “подставляется” в зависимости от того, кто ищет позиции свои в российской революции, сопоставляя её с французской.
Современники неспроста отличали свержение якобинцев от других переворотов, украсивших историю Франции. Очень велика оказалась разница между якобинцами (с их назидательным аскетизмом и стремлением к уравнительному распределению) и победителями-термидорианцами (поразившими всех бесшабашным, клептократическим разгулом). Шушеру, всплывшую на поверхность во второй половине 1794 г., затем жестоко разогнал Наполеон к восторгу французов.
Качественное различие двух эпох (до и после 9 термидора) использовал для разъяснения своей позиции Ю.О.Мартов. Не прошло и пяти месяцев после октября 1917 г., как в марте 1918 г дважды (!) 8 марта (23 февраля) и 22(9) марта лидер меньшевиков выступил на страницах московской газеты “Вперёд!”, центральном органе РСДРП(м), с программной статьёй “Накануне русского термидора”. Для него “термидор” выглядел так: “Вся эта прожорливая саранча, примазавшаяся к вчерашним победителям и перешедшая на сторону победителей сегодняшних, образовала авангард “термидорцев”… Реванш контрреволюционной буржуазии надвигается… Ленинская “коммунистическая” диктатура завела революцию и сама зашла в тупик. Она должна быть ликвидирована. Она будет ликвидирована… Социал-демократия должна бороться, должна звать пролетариат бросить всю свою ещё не малую силу на чашку весов, чтобы эта ликвидация была возможно менее “термидорской”, чтобы исторически неизбежное восстановление классового господства буржуазии не совершилось путём подавления и лишения прав пролетариата,... но осуществилось в рамках самой широкой демократической свободы”. Однако и Деникин, и Колчак рамками “самой широкой демократической свободы” пренебрегли. Созданные ими террористические режимы сокрушены большевистской диктатурой. Уютного “термидора” не получилось.
С началом НЭПа идеолог “сменовеховцев” Н.В.Устрялов выразил надежду на постепенное перерастание новой экономической политики коммунистов в курс на возрождение капитализма, т.е. на тихий, бесшумный “термидор” (как понимал его Мартов): “Формируются новые социальные связи, созревает “советская буржуазия” - прочное и реальное “завоевание революции”... Когда окончательно созреют кадры новой буржуазии, то последуют, вероятно, соответствующие “рефлексы” и в области большой политики”, - мечтал он (цит. по: Кондратьева Т. Большевики-якобинцы и призрак термидора. М., 1993, с. 82). Ожидаемых Устряловым “рефлексов” не последовало. Пришёл Великий перелом - индустриализация и коллективизация. Рухнула объясняющая способность метафоры: “НЭП”= “термидору”.
Символику французской революционной бури неуклюже попытался использовать в 1927 г. яростный (тогда) сторонник И.В.Сталина - А.А.Сольц. Его называли “совестью партии”. В тот момент он занимал пост председателя Центральной Контрольной Комиссии (ЦКК) ВКП(б) и педантично оформлял исключение из партии оппозиционеров. Наедине с рядовым троцкистом В.Воробьёвым он неосмотрительно (но, видимо, искренне сказал): “А как Вы думаете, Робеспьеру не было жалко Дантона, когда он отправлял его на гильотину? А потом пришлось идти и Робеспьеру. Вы думаете не жалко было?” С официальной точки зрения сталинского большинства его замечание совершенно не уместно. Получилось: Сольцу жалко современных ему “дантонов” и “робеспьеров”, отправляемых им в политическое (а потом, оказалось, и в биологическое) небытиё.
Но Л.Д.Троцкий тонкость такую не принял и с яростью обрушился на Сольца публично, на пленуме ЦКК: “Когда у нас говорят “термидорианц0ы”, то думают, что это - ругательство. Думают, что это были завзятые контрреволюционеры, сознательные сторонники королевской власти, и прочее. Ничего подобного. Термидорианцы были якобинцами, только поправевшими... Партийный режим душит всякого, который борется против Термидора” (Троцкий Л.Д. Сталинская школа фальсификаций. М., 1990, с. 148-150). Он слово “Термидор” стал употреблять с заглавной буквы, хотел тем самым подчеркнуть важность протеста против “термидорианского перерождения” большевиков. Всё же, Троцкий подчёркивал: СССР идёт по социалистическому пути. С таким убеждением он ушёл из жизни.
Многие политические противники Сталина из среды коммунистов, да и меньшевиков называли “термидором” усиление его личной власти. Мне приходилось в молодости встречать пожилых людей, свято верующих в эту идею. Видимо, кое-кто и жизни лишился за неосторожное обращение с опасным словечком “термидор”.
- Если так будет продолжаться, Сталин соорудит столбовую дорогу капитализму, - сказал Г.Я.Сокольников, как вспоминает его вдова, писательница Г.И.Серебрякова (Смерч. М., 1989, с.238).
Вот так интересно! Григорий Яковлевич, один из творцов Новой Экономической Политики большевиков, не собирался строить у нас буржуазный строй, но ожидал такую возможность от политика Сталина. Как известно, Иосиф Виссарионович “столбовой дороги капитализму” не соорудил. Да и конкретно-исторический термидор привёл к децентрализации, к ослаблению французской государственности. Потому не получается аналогия: “Сталин” = “термидор”.
Через десяток лет, в Париже, прогремел прогноз французского писателя А.Жида после посещения им СССР в 1936 г.: “Мы видим, как снова общество начинает расслаиваться... Я не говорю об отличившихся благодаря заслугам или личным достоинствам, а об аристократии всегда правильно думающих конформистов. В следующем поколении (когда же? в 60-х годах? - Ф.Б.) эта аристократия станет денежной” (цит. по: Жид А. Подземелье Ватикана. Возвращение из СССР. М., 1990, с. 542). Его предсказание не услышано в России, но, ведь фактически сбылось.
Итоговую точку в дискуссиях тех лет поставил Сталин. Он, как известно, не терпел сравнений, но всё же откликнулся на шумные выступления оппонентов. Для него центральный пункт - вопрос о власти: “Вы знаете, что исторические аналогии с французской революцией (крушение якобинцев) являлись тогда и продолжают являться теперь основным аргументом всех и всяческих меньшевиков и сменовеховцев против сохранения диктатуры и возможности строительства социализма в нашей стране” (Сталин И.В. Троцкистская оппозиция прежде и теперь. – Сб. “Об оппозиции”, с. 742-743).
Вскоре он вернулся к французскому примеру (вновь вопреки собственному обыкновению): “А что из себя представляло наполеоновское правительство? Буржуазное правительство, которое задушило французскую революцию и сохранило только те результаты революции, которые были выгодны крупной буржуазии” (Сталин И.В. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад и заключительное слово на пленуме ЦК ВКП(б) 3-5 марта 1937 г. М., 1938, с.7). Сталину важнее напомнить о Наполеоне, а не о термидоре. Ведь осталось два с небольшим месяца до уже обдуманного, фактически начатого разгрома группы Тухачевского, обвиняемого в бонапартизме. И чуждо Сталину словечко “термидор”, полюбившееся врагам. Не его дело ? говорить на такую частную тему.
Поскольку удушению французской революции немало поспособствовали термидорианцы, то все сталинские оценки обращены и на них. Так понимали мои учителя. Все остальные тоже так поняли и дружно помалкивали несколько десятилетий.
И всё же, работает аналогия или нет? Права ли Т.Кондратьева, утверждающая: “Французская пьеса не годится для русской сцены” (указ. соч., с. 5)? Казалось бы ясно. Ни поэтика, ни, тем более, реквизит французского последнего десятилетия XVIII в. не могут быть механически перенесены в российское первое десятилетие XXI в. Однако неспроста же к парижской модели социального устроения и социального движения, по-разному их переживая, вновь и вновь обращались Радищев, Карамзин, Герцен, Чернышевский, Плеханов, Ленин...
Вот и теперь, на новом крутом повороте истории, ожила у нас потребность использовать образы эпохи крушения старого порядка династии Бурбонов. На торную, но подзабытую дорогу повернул сначала публицист В.Н.Малухин: “Ныне русская революция беременна термидором, который, опираясь на идею национального согласия, был бы способен обуздать эксцессы смутного времени и гарантировать обществу разумные стандарты свободы, безопасности и развития” (“Независимая газета”. 15.04.1993). Но и такого уютного “термидора” не получилось. Наоборот! Через полгода прогремел “чёрный октябрь”...
А всё-таки Малухин правильно использовал объясняющую, а не отождествляющую аналогию. Из всех конкурирующих смыслов, подставляемых в расхожий символ, он выбрал обладающее наибольшей объясняющей способностью представление о смене при “термидоре” социального качества Х на социальное качество Y. Ошибка автора в выборе не метафоры, а проекта будущего.
Ровно через два года к теме “термидора” обратился В.А.Мау, заместитель Е.Т.Гайдара в Институте проблем переходного периода. В его представлениях “термидор” – не такое уж сладкое и умильное дело. В разработанной им концепции подчёркивается коренное изменение прежнего общественного строя России. Начало “революционного процесса” он воспринимает как “розовый период” (кому как, заметим в скобках), а завершится этап радости должен новым “термидором” “с закреплением принципиальных базовых черт нового экономического строя” (“Независимая газета”. 22.04.1995. Подробно см.: “Вопросы экономики”. 1998, №4). Идея В.А.Мау не угасла. И уже социолог Л.Г.Бызов выступил со статьёй: “От государства “смуты” к государству “термидора”” (“Россия и современный мир”. 2000, №4).
В России на самом деле возникла новая социально-экономическая формация. Её абрис отчётливо виден сквозь марево “смуты” (для кого-то - “розового” периода). Да только стабилизация новых форм общественного бытия ну ни как не совместима с образом шального и безоглядного исторического термидора. Тут надо искать аналоги не 9-му термидора, а 18-му брюмера, дню победы Наполеона.
Старую традицию по-своему продолжил и Г.А.Явлинский, только у него “термидор” числится уже в прошедшем времени: “В нашей стране случился номенклатурный термидор. К власти пришли люди из числа тех, кто раньше заседал в Центральном Комитете и Политбюро ЦК КПСС и работал в спецслужбах” (“Общая газета”, №52/1, 2000/2001). Есть над чем задуматься. Противники Робеспьера и в самом деле почти все раньше числились якобинцами. Затем, после переворота, они бросились транжирить государственное добро. А большая часть нашей элиты (“коммунистов-якобинцев”), оставшись у кормила власти, всего-навсего решила стать хозяином доверенного ей в управление народного имущества.
К аргументам лидера “Яблока” В.Котляров, читатель из Новосибирска, добавил: “Термидора (когда? - Ф.Б.) не бывает без предшествовавшей ему революции (когда? В 1917 или в 1991?- Ф.Б.)... Система власти сменилась, а “правящая элита” фактически нет” (“Литературная газета”. 2001, №10). Что за диво такое: “термидор” без берегов?
Слабость позиции и Явлинского, и примкнувшего к нему Котлярова в том, что они разбирают лишь два уровня анализа ситуации, охваченной понятием “термидор”:
Первый уровень: смену системы власти (переворот);
Второй уровень: стабильность правящей элиты (до и после переворота).
Ими не учтён определяющий
Третий уровень: одни и те же элиты стали проводить принципиально иную политику, чем раньше. И французские, и российские “термидорианцы” не восстановили, как кажется новым игрокам со словечком “термидор”, прежние порядки, а завели свои собственные. Их-то и надо понять. Вот в чем трудность использования такого горького и колючего, такого обжигающего и увёртливого, такого опасного словечка “термидор”. Неужто Явлинскому представляется, будто “термидор” есть его переход из сферы реального государственного действия в сферу виртуальной постперестроечной российской политики?
Да и не было в России “восьмидесятилетнего паралича”, созданного интуицией лидера “Яблока”! Не мог же “парализованный” социум и победить в Великой войне, и восстановить хозяйство, и обуздать атом, и преодолеть силу земного притяжения. Там, в Осло, перед Нобелевским комитетом Явлинский не только еще раз пнул потерпевший поражение социализм, но, прежде всего, нанес удар конкурентам из лагеря победителей. А те вот что пишут: “Россия сделала гигантский шаг в своем политическом, экономическом и нравственном развитии” (“Политическая декларация “Союза правых сил”. “Независимая газета”. 29.05.2001).
Трудно не заметить разницу между “параличом” (по Явлинскому) и “гигантским шагом” (по Гайдару) в стране вечнозелёных термидоров. Пусть они друг с другом разбираются где-нибудь в сторонке, подальше от глаз людских: продолжился паралич нашей страны с 1991 г. или нет? Читатели и сами могут оценить изящество двух позиций.
Между тем пора прекратить эстетское любование идейным мелколесьем и перейти к ключевому вопросу. Так был или не был “термидор” на российских просторах? Если был, то когда? Если не был, то при каких условиях произойдёт?
Получается: “термидор” свершился. И дату можно назвать: 21 августа 1991 г. – день, когда к вечеру власть в столице закрепила в своих руках группа Б.Н.Ельцина. Свершился долгожданный “термидор”, которым многие десятилетия пугали друг друга марксисты.
Говорят ещё (к примеру А.С.Ципко. “Литературная газета”. 2001, №31): 21 августа 1991 г. нельзя называть “термидором”, ибо в нем участвовали честные люди. Безусловно, честные! Сам многих знаю. Но и 9 термидора с ликованием встретили многие революционеры, например, Гракх Бабёф. Добрые намерения и недобрые результаты поступков случались не только в августе 1991 г. Важно другое: социологический “осадок”, общественно значимые последствия. Часть участников августовских событий со страстью боролись за свою будущую безработицу, за свою будущую нищету. А мы все живём не в старой (как кажется некоторым), а в новой России. Как определить ее строй - другой вопрос.
Академик Н.А.Симония характеризует его как “бюрократический капитализм” (Симония Н.А. Бюрократический капитализм вместо демократического. - Сб. “Россия: поиск пути”. М., 1999, с.40-53).
Американец Стивен Коэн (яростный критик властей США за недружественную политику по отношению к России) предпочитает не формулы, а описательные определения: “Непонятно, зачем называть “реформой” и “прогрессом” то, что выглядит как регресс... Самые ужасные последствия “этого перехода” назад мы наблюдаем в отдалённых российских провинциях, где вовсю идет стабильный откат от цивилизации” (Коэн С. Провал крестового похода. США и трагедия посткоммунистической России. М, 2001, с. 54, 57).
Я предлагаю термин: “зависимый, периферийный тип капитализма”.
Можно спорить... Только не надо суть проблемы подменять мнимым, выдуманным “термидором”. 21 августа 1991 г. есть “термидор”в наиболее возможной интерпретации: созидание нового социального качества - конец перестройки, решающий толчок к реставрации капитализма.

Ф. Белелюбский

05.07.2001